Сотрудникам роддомов запретят рекомендовать матерям, родившим нездоровых детей, отдавать их в дома-интернаты. Форма запрета определится в ближайшее время. Об этом сообщает «Российская газета» со ссылкой на выступление вице-премьера Ольги Голодец. Отмечается, что в первую очередь речь идет о детях с синдромом Дауна и другими сложными заболеваниями.
На прошедшем заседании Совета при правительстве по вопросам попечительства в социальной сфере говорили, что, по опросам, 95 процентам родителей в роддомах предлагали отказаться от детей-инвалидов. Даже в медвузах учат давать такие рекомендации, и о том, как правильно их давать, написано в некоторых учебниках. По мнению Голодец, от этой практики необходимо как можно быстрее избавиться.
Кроме того, дети с синдромом Дауна и некоторыми умственными и психическими отклонениями считаются необучаемыми, и именно по этой причине предложения передать такого ребенка на попечение государству, в интернат, зачастую поступают к родителям на последующих этапах.
«Российская газета» отмечает, что всего в России функционируют 123 дома-интерната для умственно-отсталых детей и четыре стационара. В них проживает 21 тысяча детей, из них 12 тысяч тех, от кого отказались родители, и две тысячи сирот. Среди остальных у каждого третьего ребенка есть живые родители, которые не лишены родительских прав. При этом лишь 15 процентов детей-инвалидов, находящихся в учреждениях соцзащиты психоневрологического профиля, обучаются.
Между тем, как отмечают эксперты, большинство этих детей на самом деле обучаемы и на многое способны.
Наталия Пятибратова, детский логопед-дефектолог:
В первый раз слышу о планах запретить подобные рекомендации, но я однозначно за. Матери сразу после родов и известий о том, что у их ребенка есть осложнения, находятся в сильном стрессе. Абсолютное безобразие, что врачи, наблюдая их тяжелое психологическое состояние, предлагают им не оставлять ребенка. Я считаю это преступлением и бесчеловечным поступком. Но неизвестно, каким образом будут контролировать соблюдение такого закона.
Информированность у нас отвратительная, как и отношение к детям-инвалидам. Как дальше жить с таким ребенком, как его воспитывать? Я только что прилетела из Франции. Первое, что бросается в глаза, — колоссальная разница между информированностью, адаптацией и социализацией детей и вообще людей с особенными потребностями. Там люди с легкой степенью умственной отсталости, а таких среди тех, у кого синдром Дауна, очень много, могут найти себе работу. Инвалиды-колясочники сами своих собачек выгуливают. Коляски с моторчиком, у которых цена по 3-5 тысяч евро, выдаются государством бесплатно. Это небо и земля.
Синдром Тричера Коллинза – редкое генетическое отклонение, которому подвержен 1 из 50 000 человек. В результате этого синдрома у ребенка развивается лицевая аномалия, но на умственные способности это никак не влияет. Один из самых известных людей, живущих с синдромом Тричера Коллинза, – британец Джоно Ланкастер.
На саммите NORD Breakthrough в 2015 году Джоно сказал: “Я родился с генетическим состоянием, влияющим на черты моего лица. У меня нет скул, так что глаза опускаются вниз. Я люблю свои маленькие уши, они не мерзнут по ночам. Но мне необходимы слуховые аппараты”.
“Когда я родился, мои биологические родители были в полнейшем шоке. Через 36 часов после рождения меня из больницы передали социальной службе, где для меня нашли сиделку по имени Джин”.
Джин сделала несколько попыток связаться с биологическими родителями мальчика, но ее письма возвращались к ней без ответа, и 18 мая 1990 года она усыновила Джоно.
Несмотря на то, что рядом с Джоно была любящая приемная мать, взросление далось ему нелегко:
“Я чувствовал себя оторванным от мира, единственным в своем роде, ни на кого не похожим. Люди, у которых нет проблем со внешностью, могут при желании стать кем угодно – футболистами, врачами, адвокатами, но что было делать мне?”
Одиночество в детстве и юности сильно повлияло на Джоно, и теперь он ездит по всему миру, навещая детей с СТК и другими отклонениями.
Джоно не только сумел стать источником надежды и вдохновения для “не таких” детей, он также – кому-то это может показаться невероятным – сумел найти свою любовь, встретив симпатичную блондинку по имени Лора.
Они познакомились в спортзале и, по словам Джоно, с ней он “чувствует себя совершенно расслабленным”.
Недавно пара купила дом в Нормантоне (Западный Йоркшир). Джоно занимается работой с детьми-аутистами.
Студия BBC сняла о Джоно документальный фильм, который называется “Люби меня, люби мое лицо”. В фильме рассказывается об истории Джоно и его попытках связаться с биологическими родителями.
источник
Post Views: 31
всем привет дорогие бебирушки. Пишу здесь, чтобы получить поддержку, так как то что заготовила мне судьба очень сложно мне пережить. Начну с того, что с мужем мы поженились 4 года назад, как только поженились сразу же решили заводить детей, первая беременность наступила на третий месяц планирования, я была самой счастливой и не знала ещё, что ждет меня впереди. Уже на 8 неделе у меня начались кровянистые выделения я попала на сохранение и там выяснилось, что беременность замерла, что я на тот момент пережила я думаю описывать не надо. затем мы пошли с мужем по врачам, но нам сказали про естественный отбор и чтобы мы выждали полгода и снова беременели. второй раз забеременела раньше, чем через полгода, но на 10 неделе беременность снова замерла. вот тогда стало ясно, что все не просто так и на это есть причина. потом понеслись месяцы обследований и выяснения причины, она оказалась в нарушении свертывания крови(наследственная тромбофилия). Третья беременность наступила через 2 года. Была большая надежда, что будет все хорошо. Я встала на учет к лучшему гематологу, по совету своего гинеколога. вся беременность на клексане, в очень большой дозировке + узи у лучшего узиста края. Все было хорошо до 30 недели. На 31 неделе меня ложат на сохранение из за низкого гемаглобина + фПН, приехала я в роддом пошла на УЗИ и там мне сказали, что у меня нарушение маточно-плацентарного кровотока 3 степени и нужно срочное кесарево сечение. и так на 31 неделе родилась моя Сашенька весом 1670 грамм и ростом 40 см. Задышала сама, оказалась очень сильной девочкой, 6 дней мы провели в реанимации, а потом нас вместе перевели в отделение патологии новорожденных и здесь мы находимся по сей день. Помимо недоношенности у Сашеньки оказался сложный порок сердца(до сих пор не могу понять как лучший узист этого мог не увидеть) + у нас подозревают генетический синдром, хотя все срининги были нормальными. Врачи пророчат мне, что ребенок будет овощем и каждый день мне об этом говорят. Я выплакала уже все слезы и просто не знаю как мне жить с этим дальше. Я не могу оставить её так как она частичка меня и ни кому кроме меня не будет нужна. Здесь со мной лежат мамочки и каждая говорит, что на моем месте отказались бы от больного ребенка. девочки прошу у вас поддержки, может кто-то находился в подобной ситуации, как выкоробкаться из этой ужасной депрессии, я постоянно плачу и вижу что это негативно сказывается на ребенке. мне иногда кажется что я её ненавижу, хотя виновата в том что она такая только я. как жить с этим дальше?? помогите.......
Давно уже для многих не новость, что в современной России семья находится под постоянной угрозой отрицательно мотивированного и разрушительного вмешательства государственных структур. Беспредел, творимый органами опеки и попечительства, якобы проявляющими заботу о детях, стал темой не только отдельных разговоров или публикаций в прессе - в защиту семьи проводятся конференции, на которых делаются попытки, как минимум, прояснить ситуацию. На одном из таких мероприятий, прошедшем недавно в Санкт-Петербурге в помещении ИТАР-ТАСС, конференции под названием «Семья - презумпция невиновности» среди прочих была поднята и довольно новая тема: оказывается, у семей, где есть так называемые «особые» дети, и в этой связи тоже есть свои особые проблемы.
Весь этот непонятный «цирк»
Одна из них - это настоятельные попытки врачей сразу после рождения ребенка с явными признаками инвалидности склонить его родителей к отказу от него. Вот один из типичных рассказов женщин, подвергшихся такому давлению. О том, что случилось с ней и с ее ребенком в больнице, куда их перевели после роддома, рассказывает Надежда Пирогова:
- Н.П.: У меня были сложные роды. Когда родился мой сын Макар, мы сразу попали в реанимацию и провели там две недели. Основной диагноз Макара: гипоксически-ишемическое поражение центральной нервной системы. Наш лечащий врач нам сразу сказала, что ребенок тяжелый, долго он не проживет, в течение года может умереть. Она предложила нам сдать Макара в Дом ребенка, дескать, там за ним будет квалифицированный уход. В принципе, она не настаивала, но предложила нам такое несколько раз, говорила, что мы молодая семья, что у нас еще будут дети и так далее. Потом Макара перевели в отделение неврологии новорожденных и недоношенных детей в другую больницу. Там и начался весь этот непонятный «цирк». Заведующая отделением пыталась прямо-таки заставить нас отказаться от ребенка. Практически каждый день она вызывала меня к себе в кабинет и рассказывала, что, по ее мнению, ждет меня, если я не откажусь от ребенка. Она говорила, что от меня уйдет муж, что от меня откажутся все мои родственники, друзья, что я останусь один на один с больным ребенком. Говорила так: «Будешь таскать на себе мешок с костями». Мужа моего она тоже пыталась убедить, говорила, что мы не справимся с таким ребенком. Она хороший психолог - у нас состояние было тяжелое, мы вообще не понимали, что происходит. Приходили специалисты, которые подтверждали ее слова. Вместе с мужем по инициативе этих врачей мы ходили к начмеду больницы, которая нас тоже убеждала отказаться от ребенка, обещала подобрать очень хороший Дом малютки. Нас смотрел нейрохирург, известный в Санкт-Петербурге специалист, от него мы услышали такое же предложение.
- Речь шла о какой форме отказа? Вам предлагали временно или навсегда отказаться от ребенка?
- Н. П.: Она предлагала на выбор. Говорила, что мы можем отдать ребенка, но приходить, чтобы за ним ухаживать.
- Когда закончилось давление на вас?
- Н. П.: Как только мы ушли из больницы. Уходя из больницы, мы написали расписку, что забираем ребенка под свою ответственность, что понимаем тяжесть его состояния, что мы не медицинские работники, что если что-то с ребенком случится, то мы понесем ответственность. Нам сказали, что нас будут проверять вплоть до прокуратуры. По их словам, мы не можем обеспечить ребенку необходимый медицинский уход, а в Доме малютки этот уход за ним будет. Но единственное, чему мне пришлось научиться - это пользоваться зондом для кормления Макара, потому что он не может глотать. И все, больше никакого специального ухода за ним не нужно. А так - он может заболеть, простудиться, как и любой ребенок. И более вероятно, что он заболел бы в Доме малютки. Сейчас Макару два года и девять месяцев.
Эта врач так относилась ко всем мамам, даже к тем, у чьих детей не такие серьезные проблемы - просто обычные недоношенные детки. Она говорила этим мамам: «У вас ребенок глубоко недоношенный». И как артистка… (изображает наигранный драматизм в голосе - И. Л.). Употребляла свое любимое выражение «глубоко недоношенный» и сразу начинала рассказывать, что якобы ждет маму в будущем.
- На вашей памяти были случаи отказов от детей?
- Н. П.:
Был один случай временного отказа - именно под ее давлением.
Неправильное милосердие
Интересно, что лет 15 назад были нередки случаи, когда медперсонал больницы намеренно скрывал степень тяжести диагноза новорожденного, чтобы не напугать родителей и не вызвать у них желание отказаться от ребенка, пока они еще не успели к нему привыкнуть. Нынче мы можем видеть полностью противоположную позицию врачей. Рассуждения типа «родишь другого, здорового» можно было услышать и раньше, но речь идет именно о систематических попытках заставить родителей оставить больного ребенка на попечение государства. Возможно, мы имеем дело всего лишь с распространенными частными случаями, с неким ненормальным поведением отдельных врачей. Но, к сожалению, тут, как и с неправомерными действиями органов опеки и попечительства, в отношении, например, малообеспеченных семей есть опасность, что это может перерасти в тенденцию. То, что история Надежды Пироговой и ее сына - далеко не единственная подобная, подтверждает Светлана Гусева, председатель общественного объединения матерей-сиделок «Матери мира», сама являющаяся матерью особого ребенка:
Если у женщины рождается ребенок с тяжелым диагнозом, то сразу же начинается бой. Первым делом на женщину набрасываются и предлагают отказаться. Обычно тяжелый ребенок после рождения долго находится в больнице, и за это время на мать оказывается очень сильное давление: ежедневно ее убеждают в том, что она должна определить ребенка в государственное учреждение. Я сама свидетель: матерей вызывают в кабинет, доводят до истерики, объясняют, что их дети - растения, требующие постоянного ухода, пугают затратами на лекарства, врачей, уголовной ответственностью, если что-то случится с ребенком. Разными методами убеждают, обманывают. Обман состоит в том, что на самом деле наши дети могут жить дома - при хорошем уходе. Да, нам очень тяжело, да, нам нужны социальные работники. Но то, что если ребенок умрет в силу естественных причин, и родители понесут за это ответственность - это ложь. А врачи вгоняют матерей в шоковое состояние. И часто я вижу, что если мамы поддаются на их убеждения, то отказываются уже навсегда. Официально родителям дается полгода для принятия решения и подписания документов - а ребенок в это время уже находится в Доме малютки. Единицы из отказавшихся впоследствии все же забирают ребенка домой. Я знаю только одну такую маму - она полгода ездила в Дом малютки, смотрела, как ее дочь лежит в кровати никому не нужная, истощенная, обколотая психотропными препаратами (чтоб не кричала) - и решила ее забрать. Сейчас, хотя эта девочка и в тяжелом состоянии, но у нее нормальный вес, она улыбчивая, живет в семье, с мамой и с папой. Хотя когда эта мама забирала дочь, ей многие говорили: «Зачем тебе так мучаться? Пусть лежит и смотрит в потолок». На самом деле, это кощунство, когда такие дети просто лежат в кроватях и смотрят в потолок. Еще называется это очень интересно - отделение милосердия. Но как это далеко от милосердия!
- На вас тоже оказывали давление, убеждая отказаться от ребенка?
- С. Г.: Когда моему сыну был поставлен точный диагноз, мне сразу сказали: «Хотите сдать? Вперед!» Очень легко. Первая позиция врача в такой ситуации - предложить отказ от ребенка. Когда потом я пошла в роддом поднимать документы, там даже удивились: «А что, этот ребенок дома?» И часто слышу такое от медиков по поводу других детей. Якобы такие дети не могут находиться дома по состоянию здоровья. Мне кажется, врачи поступают так, будто дети-инвалиды опасны и находиться в обществе не могут.
Как вы думаете, зачем врачам нужно, чтобы дети с тяжелыми диагнозами непременно попадали в государственные учреждения, а не оставались в семьях?
- С. Г.: У них есть система, и они не хотят, чтобы эта система развивалась. Чем больше тяжелых детей будет оставаться в семьях, тем скорее перестанут работать специальные учреждения. Я разговаривала с массажисткой, которая 20 лет отработала в Доме малютки. Она взахлеб рассказывала, как медперсоналу там хорошо, как при закрытии таких учреждений люди теряют привычное место работы. Говорила: «А зачем таким детям жить дома? Место им там. Это же так замечательно - отдала, и живи своей жизнью, работай, рожай других». Так что это - корпоративные интересы. Это поддержка той системы, основы которой были заложены давно, и работники той системы хотят, чтобы все так и продолжалось. По идее же наоборот, именно врачи вместе с матерями должны встать на защиту таких детей, чтобы такие эти дети проводили всю жизнь, лежа в кровати. Но пока врачи считают, что наши дети умственно отсталые и бесперспективные. Это потребительское отношение. Такой ребенок - человек со своей судьбой, со своей душой. А эти «палаты милосердия» - насмешка над замыслом Господа Бога. Милосердие - это когда мать такого ребенка имеет государственную поддержку, а сам ребенок живет в обществе наравне с остальными. В Европе почему общее качество жизни выше? В частности потому, что там высокий уровень социального обеспечения людей с ограниченными возможностями. Забота о таких детях - причина разработок новых технических приспособлений, новых методик, новых лекарств. Особые люди развивают общество. А у нас ошибочное отношение к проблеме еще с давних времен: такие дети должны находиться в специализированных домах, а матери должны работать.
Могут ли попытаться оказать такое же давление на мать позже, когда ребенок уже будет жить дома? Могут ли тут вмешаться органы опеки и попечительства и попытаться забрать ребенка в специальное учреждение?
- С. Г.:
Конечно, могут. Если врач из поликлиники решит, что мать как-то не так ухаживает за ребенком или что у них не очень чисто дома, он может сообщить в органы опеки. И никто не учитывает, что у матери депрессия, нехватка денег, личные трагедии. Никто не будет об этом думать, просто заберут ребенка и все. Надо сказать еще вот о чем: не так давно были приняты странные законы. Во-первых, когда инвалиду исполняет 18 лет, его мать становится опекуном. А опекуну государство поддержку не оказывает. Во-вторых, теперь родители должны брать разрешение в органах опеки и попечительства на получение пенсии своего ребенка-инвалида. В-третьих, надо брать в тех же органах опеки разрешение на то, чтобы снять со счета ребенка сумму, потраченную родителями на приобретение технических средств. Это говорит о том, что ребенок-инвалид не твой, а государственный, а тебе разрешают о нем заботиться. Получается, ребенок как бы уже изначально принадлежит учреждению. То есть ребенок-инвалид перестает быть свободным гражданином, имеющим право на семью. Наши органы опеки и попечительства - это чисто юридическая структура, которая занимается выдачей документов. От опеки, как таковой, там ничего нет.
«Не каждый хочет иметь дома инвалида»
Организаторы конференции «Семья - презумпция невиновности» пытались позвать на встречу и некоторых врачей: приглашения для них были переданы уполномоченному по правам детей в Санкт-Петербурге Светлане Агапитовой. Однако никто из троих них в ИТАР-ТАСС не присутствовал. Справедливости ради я встретился с заведующей отделением неврологии новорожденных и недоношенных детей одной из детских городских больниц в ее рабочем кабинете и задал несколько вопросов по интересующей нас теме.
- Часто ли отказываются от хронически больных детей социально устроенные женщины?
Иногда чаще, иногда реже - не каждый год бывает много детей с тяжелыми неврологическими проблемами. Но если такие дети появляются, их редко забирают домой. Не каждый хочет иметь дома инвалида. В том числе вполне социально устроенные женщины. Отказываются, например, от детей с синдромом Дауна. А дети с синдромом Дауна - такие же дети, как и любые другие, просто к ним нужен другой подход. У меня на отделении на сегодняшний день лежит один такой ребенок - он даже без порока сердца, и все равно от него отказались.
- Вы или ваши коллеги в каком-либо случае можете порекомендовать женщине отказаться от ребенка?
Никогда. Мало того, я категорический противник любых отказов. Ребенок должен жить в семье. Даже если он тяжело болен, уход за ним должна осуществлять его семья.
Часто те, кто советует женщине отказаться от ребенка, говорят ей: «Родишь другого, здорового». Как вы это прокомментируете?
А где гарантия, что следующий ребенок будет здоровым?
- Если отказываются, то чаще временно или навсегда?
Есть очень приличные люди, которые переживают психологические травмы и не сразу принимают ситуацию. Если люди уже приняли решение отказаться от ребенка, я предлагаю им написать отказ на шесть месяцев. Надо же дать родителям шанс что-то переосмыслить. Больной ребенок живет в Доме малютки, а родители его живут дома. Я считаю, что это неправильно, но это мое мнение, я никому его не навязываю.
- Часто ли родители забирают детей из Дома малютки после временного отказа?
Забирают нечасто. Но я знаю очень многих людей, которые, написав временный, а затем и полный отказ от своего ребенка все равно участвовали в его жизни.
Дети-инвалиды и их родители - одни из самых слабозащищенных членов нашего общества, а значит, обращать на них пристальное внимание должны не только государственные структуры, но и само общество, то есть обычные граждане. Данный материал - не журналистское расследование, а повод поразмыслить над явно существующей проблемой. Предоставим читателю самому решать, чьи заявления здесь заслуживают большего доверия. Надо сказать, что само предложение родителям отказаться от ребенка (сколь бы навязчиво оно ни делалось) не наказуемо ни уголовно, ни административно, так что материальную заинтересованность родителей можно смело исключить.
